-
Главная
- Матросский хлеб
Матросский хлеб
В рассказах Николая Мишутина главные герои стараются хорошо учиться, дружить, делать добрые дела, делиться своим счастьем и бережно относиться к своим родным.
Содержание
В ледоход
Про двух друзей и сад
Николка и новогодняя ёлка
Как гусака Яшку проучили
Колокольчик в небе
На «а» начинается
Как Ромка Гришин стал хорошо учиться
ЧАПАЕВСКАЯ САБЛЯ
Однажды Серёжин отец принес домой книжку. На обложке усатый человек с поднятой головой в папахе и с саблей мчался на коне впереди красных бойцов.
– Это Чапаев, сынок, – сказал отец. – Герой Гражданской войны, знаменитый полководец.
У мальчика загорелись глаза.
– Почитай, папа!
Понравилась книга Серёже, просит ещё почитать про Чапаева. А отец почему-то задумался. Он прошёлся по комнате и сказал:
– Простым человеком был Василий Иванович, очень любили его красноармейцы. За храбрость уважали, за доброту. Отцом родным был он для своих солдат. И вот что мне, Серёжа, рассказал один хороший человек, который воевал вместе с Чапаевым.
...Случилось всё это летом. Поехал как-то Василий Иванович в один из своих полков. Наступал вечер. Солнце то вырывалось из облаков, то снова пряталось за их седые растрёпанные космы.
Чапаев молча ехал впереди небольшого отряда. Опустив поводья, он задумался. Забот у него было много. На носу уже была осень, а там не за горами и зима. А что если до суровых морозных дней дивизия не сумеет одолеть беляков? Значит, придётся драться и зимой. Значит, нужно подготовиться. В полках и сейчас многого не хватает: снарядов для пушек, продовольствия и одежды, на исходе патроны... А где взять, откуда?
Видят красноармейцы, как глубоко задумался командир. Переглянулись, один из них тихо запел:
Вниз по матушке, по Волге...
Знали солдаты слабость своего командира. Что и говорить, любил Чапаев хорошую песню. И про Ермака, и про походы Стеньки Разина...
Вот и сейчас эта старинная песня отвлекла начдива от тяжёлых мыслей. Улыбнулся он, поправил усы, и еще один бодрый голос зазвучал в притихшей степи.
Переглянулись чапаевцы – расшевелили всё-таки своего командира! Поплыла по степи раздольная песня о родной Волге-матушке...
Но что это за тёмное облачко впереди? Пригляделись солдаты – всадники едут. Оборвали песню, притихли. Гадают, кто бы это мог быть: свои или белоказаки? Скорее всего, свои – красные кавалеристы. Ведь белых совсем недавно откинули далеко в степь. А густое облако всё ближе и ближе. Остановился Чапаев, вскинул бинокль, посмотрел и тут же опустил на грудь.
– Казаки, ребята! И многовато. Втрое больше нас. Ну, что решим?
– Атаковать, Василь Иваныч! – спокойно сказал один из бойцов. – И чем скорее, тем лучше!
– Правильно! – подтвердил начдив. – Атакуем! Но пойдём на хитрость. Сабли выхватим по моей команде, как сблизимся. И биться до последнего!
Чапаев первым поскакал вперёд. Перехитрили-таки красные бойцы казаков. Подними чапаевцы раньше времени сабли – вмиг бы их узнал враг, подготовился к бою. А тут видят беляки: спокойно скачет навстречу горстка людей, без пик, без поднятых сабель, карабины за спиной болтаются. Казаки рысят себе без тревоги: «Наверное, свои». Да и что может сделать эта горстка всадников?! А когда разглядели на шапках красные звёзды, было уже поздно.
Выхватили чапаевцы перед самым носом казаков острые сабли и с полного хода врезались в середину колонны. Дико закричал один из казаков, рухнул с коня второй... Но не удалось красным бойцам пробить одним ударом стену. Окружили чапаевцев враги. Скрестились сабли, зазвенела крепкая сталь. Схватка разгоралась.
Вдруг видит один красноармеец: низко пригнулся к седлу казачий офицер, целится из нагана в Чапаева. Рванул чапаевец поводья, повернул коня. Грянул выстрел. И в то же мгновение пружиной вскинулся над седлом красный боец и со страшной силой ударил саблей по офицерской фуражке. Успел офицер еще раз нажать на спусковой крючок, но красноармеец уже не услышал выстрела. С разрубленной головой свалился офицер на землю. Тихо сполз с седла и храбрый чапаевец...
Потеряв офицера, казаки повернули коней и поскакали в степь. Красноармейцы открыли вдогонку огонь. Немногим удалось тогда уйти от их метких пуль.
Чапаев бросился к своему спасителю. Он лежал без сознания и чуть слышно стонал. Первая пуля пробила грудь, вторая разбила правое плечо. Раненый, задыхаясь, жадно хватал ртом воздух. Чапаевцы перевязали, как могли, своего товарища и бережно понесли на руках...
Выжил красноармеец Сергей Егоров, хотя и тяжело был ранен. Не забывал героя и Чапаев: сколько бы хлопот ни было у Василия Ивановича, каждый день забегал в лазарет. Однажды начдив с вестовым Петькой Исаевым рано-рано навестили раненого бойца. Петька держал в руках небольшую красную коробочку и украшенную серебром саблю.
– Проститься ведь мы пришли, Сергей Тихонович, – задумчиво сказал Чапаев, присаживаясь на нары. – Хватит, передохнули, сил набрались, пора и честь знать. Наступать, Серёга, надо. Да, а за этот подвиг твой вот что положено... Сам Михаил Васильевич Фрунзе прислал, братишка!
Василий Иванович взял у Петьки коробочку, вынул орден Красного Знамени и повесил на грудь красноармейца.
– А это от меня получи, – Чапаев положил на одеяло блестевшую серебром саблю. – Спасибо за службу, Егоров, храбрый мой солдат! Век не забуду твоего подвига! Ну, братишка, выздоравливай да домой поспешай...
Начдив пожал руку красноармейца и вышел из лазарета. На улице тотчас звонко запела труба, послышалась команда:
– По коням!
Чапаевцы уходили в поход. Раненый смахнул набежавшие слёзы, поднёс к глазам чапаевский подарок. На рукоятке прочитал короткую надпись: «За отвагу от В. И. Чапаева».
...Серёжа не пропустил ни одного слова. Когда отец закончил рассказ, мальчик спросил:
– А что дальше было с чапаевцев?
Не сразу ответил отец. Он порылся в старом сундуке и вынул свёрток.
– Разверни-ка, Серёжа, – попросил сына. Мальчик торопливо развернул бумагу и ахнул: в свёртке была светлая с красивой резьбой серебряная рукоятка. А из неё торчал лишь небольшой кусочек стали с зазубринами на конце. На ручке виднелась надпись. Серёжа по слогам прочитал: «За отвагу от В. И. Чапаева».
– Папа! – вскрикнул он вдруг. – Папа, да это же чапаевская сабля!
Прижал обломок сабли к груди и удивлённо посмотрел на отца:
– Как она очутилась у нас? И почему, папа, от сабли осталась одна только ручка?
– А ты, сынок, вспомни, как звали героя. Сергей Егоров...
– Правильно! – кивнул отец. – А как звали твоего дедушку?
– Ой, папочка! – радостно закричал Серёжа и бросился на шею отца. – Папочка, так это дедушкина сабля!
– Да, Серёжа! Смелый у тебя был дед. Это его наградил Чапаев саблей...
Серёжа видел дедушку только на старой пожелтевшей фотокарточке, которая хранилась в толстом альбоме. Дед был снят в саду. Слегка прищурившись, он смотрел прямо на Серёжу. На большой морщинистый лоб свисала прядь седых волос. Белые усы опустились на такую же белую бороду. Светлая рубашка подпоясана узким ремешком. Дед казался кособоким: правое раненое плечо было низко опущено.
Отец порылся в шкатулке и положил на стол орден Красного Знамени.
– Вот, сынок, каким человеком был твой дедушка! Эти награды он получил в Гражданскую войну. Потом налаживал новую жизнь в деревне. А когда напали фашисты, снова ушёл на войну с чапаевской саблей. Однажды дед пошёл на опасное задание. Он взорвал мост, и целый состав гитлеровцев полетел на дно глубокой реки. Но спастись ему не удалось: настигли враги. Последней противотанковой гранатой дед взорвал себя и десяток фашистов. Потом партизаны нашли только этот обломок сабли…
СМЕКАЛКА
Случилось это в годы Великой Отечественной войны. Однажды весной появился у нас в батарее один молодой солдат: низенький, коренастый, словно чурбачок.
Старшина даже поморщился от досады: к орудиям, чтобы управляться с тяжёлыми снарядами, нужно ставить сильных людей. А тут прислали мальчишку! Что с ним делать, куда определить? Однако время военное, боевое, люди нужны. И направили молодого солдата к сержанту Новикову – усатому пожилому наводчику. Высокий, неуклюжий, он оглядел новичка, хмыкнул, покачал головой и повёл его к своему орудию.
Вскоре бойкого солдата знала вся батарея. Весёлый, очень подвижный, он легко и быстро подружился с бывалыми фронтовиками, научился управлять орудием.
В ту весну наши войска держали оборону. Край, где воевали, был болотистый, труднопроходимый. Военные дороги раскисли. Тяжело было с подвозом снарядов, поэтому из орудий редко стреляли: командир батареи берёг снаряды на всякий тревожный случай. Но молодому нашему солдату не терпится пострелять, свою сноровку показать.
И вот он что однажды надумал. Пристал как-то к разведчикам: «Возьмите меня с собой на наблюдательный пункт». А наш наблюдательный пункт чуть ли не под боком гитлеровцев находился. Прибыл солдат на передовую и сразу припал к биноклю:
– А где, – спрашивает, – тут немцы, где у них пулемёты, пушки и танки?
Разведчики отвечают, что сами их не найдут: очень хитро враги всё замаскировали.
Целый день просидел наш солдат у артиллерийских приборов. А вечером молча пошёл к командиру батареи. Вскоре слышат: хохочет в землянке капитан.
«Ну, – думают разведчики, – новичок что-нибудь смешное рассказывает комбату».
А солдат отправился в тыл на огневую позицию своей батареи. В ту ночь он долго о чём-то шептался со старшиной и утром, чуть свет, был на ногах. Целый день строгал из досок тонкие планки, сколачивал их, клеил. Получилась какая-то решётчатая двухметровая коробка, обтянутая материей.
Дивятся все: что это за штуку такую парень делает? И ещё больше удивились, когда в тот же день прибыл из штаба художник с большим куском полотна. Недалеко от батареи, в сосняке, укрепил он своё полотно и давай что-то красить-рисовать. Ну, что рисовал художник, узнали фронтовики лишь через пару дней, когда в сторону немцев повернул ветер.
Было это как раз накануне Первого мая. Утром подняли фашисты головы, смотрят: над их окопами большой коробчатый змей таскает по небу огромную карикатуру Гитлера!
Хорошо постарался художник: нарисовал его висящим на перекладине с петлёй на шее. Вот что, мол, господа-фашисты, вашего главного разбойника ждёт. Помните!
Доложили гитлеровцы своему командованию: так и так, русские иваны над нашим доблестным фюрером потешаются! Фашистский генерал рявкнул в трубку: «Доннер веттер! Большевики ответят нам за эту дерзость! А этого змея срочно сбить, но в фюрера, по картине, не стрелять!»
И давай фашисты палить в небо: целятся в струну, стараются сбить змея с карикатурой. Да разве скоро перебьёшь её, тонкую? Так целый день палили фашисты в небо. А наши воины знай себе примечают, откуда бьют пулемёты, с каких мест строчат автоматчики...
И только умолкли фашисты, как на их головы внезапно обрушился огонь советских батарей.
Не выдержали гитлеровцы удара, сбежали из своих укреплений. И пошли тогда наши войска в наступление.
Вот какой подарок своей Родине сделали солдаты в честь праздника Первого мая!
А наводчик тот, что змея с карикатурой запускал, благодарность за свою выдумку от командования получил. За то, что метко орудие по врагу наводил, был награждён медалью «За боевые заслуги». И много ещё наград получил он за свою хорошую службу. Был и ранен не раз, и контужен сильно.
МАКСИМКИНА АЛЛЕЯ
Когда Максимка вернулся из пионерского лагеря, дома его встретила лишь старенькая бабушка.
– Ой, загорел-то как, внучек! – всплеснула руками она. – Негритёнок да и только!
Максимка весело улыбнулся и заглянул в горницу.
– Где же мама, баб?
– Где ей быть, разве не догадываешься? – спокойно ответила бабка. -– В больнице она, третий день лежит.
– В больнице? – испугался Максимка. – Что же сразу-то не сказала!
Он тут же схватил свой рыжий выгоревший картуз.
– Постой, не волнуйся, – остановила его бабка, и лукавая улыбка засветилась на её лице. – Не пугаться, а радоваться надо, внучек. С сестрёнками тебя поздравляю – с Верочкой и Наденькой! Чуешь, что ли, почему твою маму в больницу увезли?
– Ой! – вскрикнул Максимка и, подпрыгнув, чмокнул морщинистую бабкину щёку.
Вот это здорово! У него теперь есть сестрёнки! И даже не одна! Вот так радость!
И тут он вспомнил, что этой весной мать уже не работала вместе со всеми на сенокосе, который так любила. В просторном широком халате она грузно и осторожно ходила по дому, часто садилась отдыхать. Серая тень усталости всё чаще ложилась на её лицо. Максимка тревожился и как мог помогал матери по хозяйству.
И в пионерский лагерь он поехал только по настойчивой просьбе матери. Она едва уговорила сына, успокоив, что скоро ей станет лучше.
И вот теперь у него появились сестрёнки. Ну как тут не радоваться!
Максимка вывел на улицу своего «Орлёнка», вскочил на седло и нажал на педали. Но тут же повернул обратно к дому. Разве можно ехать к маме и сестрёнкам без цветов и подарков?
В заветном месте хранились у Максимки деньги, которые он берёг на покупку «Смены». Пока можно обойтись без фотоаппарата. На «Смену» он опять постарается накопить. А вот сейчас на эти деньги он накупит столько подарков!
Максимка нарвал в палисаднике цветов, перевязал их ленточкой и заторопился в магазин. В сельмаге он купил конфеты в красивой коробке и три большие плитки шоколада. А продавщица тётя Наташа, родственница Максимкиной матери, насыпала ещё в кулёк дорогих шоколадных конфет и подала их вместе с покупками.
С раздувшейся пазухой, с красивым букетом на руле резво подкатил Максимка к больнице. Её построили совсем недавно, весной, на краю села.
У нового здания нисколько не пахло больницей, лекарствами. От белых сосновых стен, нагретых щедрым августовским солнцем, шёл аромат свежей смолы, словно рядом стоял густой сосновый бор.
Придерживая цветы, Максимка поднялся на невысокое крыльцо, постучал в дверь.
– Ну, проходи, гость, – сказала полная тётя в белом халате, пропуская мальчика в коридор. – К Верочке и Наденьке пожаловал? Они, знаешь, как по тебе скучают! – В глазах краснощёкой тёти запрыгали весёлые огоньки. – Уже три дня мне твои сестрёнки надоедают. А где, спрашивают, наш братик Максимка? Ещё не приехал из пионерского лагеря? Не принес нам с мамой красивый букет и подарки?
– Вот, передайте, пожалуйста! – спохватился Максимка. Он протянул букет и вытащил из-за пазухи свёртки.
Полная тётя освежила цветы под струёй воды из бачка и поставила их в стеклянную банку.
Вернувшись из палаты, она набросила на плечи Максимки белый халат и повела его в дальний конец коридора.
– Сейчас сестрёнок увидишь, – шепнула она. – Подожди малость...
Тётя вышла из палаты с двумя крошечными человечками на руках. У них были красные, словно распаренные в бане, личики.
– Спят после обеда, – шепнула тётя. – Видишь, какие красивые твои сестрёнки?
– Ага!.. – Максимка потянулся к одному туго запелёнатому свёртку. – Можно я побаюкаю немножко?
– Их сейчас нельзя тревожить, спят крепко. А забавляться с ними будешь дома, маме помогать.
Тётя отнесла Максимкиных сестрёнок, а потом подвела мальчика к другой палате.
– К маме не входи, не положено, – опять шепнула она. – Только посмотришь в дверь и – назад.
Максимка просунул голову в палату и сразу увидел на кровати у окна свою мать. На тумбочке, рядом с койкой, пылали в банке георгины и пышные флоксы, принесённые Максимкой.
Побледневшее, осунувшееся лицо матери оживилось. Она бодро помахала сыну рукой.
– Соскучился, сынок? Ну, не беспокойся теперь. На днях с сестрёнками домой жди.
– Выздоравливай скорее, мамочка!
Максимка ещё хотел что-то сказать, но тут краснощёкая тётя потянула его за рукав и плотно прикрыла дверь.
Хорошо, когда сердце наполнено радостью! Хорошо, когда ярко светит солнышко и где-то в безоблачной вышине звенит колокольчиком шустрый жаворонок!
Максимка же не спеша ехал домой и видел перед глазами не луговую тропку, а спящие личики сестрёнок и чуть не налетел на деда Филата, колхозного сторожа, который шел с перевязанной щекой в больницу.
– Куда спрятал гляделки-то! – сердито закричал тот. – Ошалел, что ли!
Но, признав Максимку, дед разомкнул косматые брови, улыбнулся в прокуренные усы.
– Рад, небось, пострелёнок? Ась? Ну, то-то! Поздравляю, чего тут говорить. А у бабки-то, у Акимовны, поживее, чай, ноги-то заходили? Да, Максимка, теперь, стало быть, не заскучаем с сестрёнками. Да...
Тут дед Филат охнул, схватился за перевязанную щёку и бойко засеменил к больнице.
Дома Максимка не находил себе места. Он навёл порядок во дворе, подмёл улицу перед домом, прополол грядки.
«Чем бы порадовать маму? Что бы сделать ещё такое к её приходу?» – думал мальчик.
Когда он поливал в палисаднике цветы и молодую берёзку, ему пришла в голову мысль сделать из доски и пары крепких чурбачков простую скамейку.
Увидала бабка Максимкину работу, похвалила:
– Молодец, внучек! Спасибо! Теперь приятно мне вечерком у палисадника посидеть на твоей скамейке.
– Для дома, баб, я другую сделаю, - пообещал Максимка, окрашивая скамейку голубой краской. – А эту скамейку, знаешь, куда отнесу?
И рассказал о своей затее.
– Ну что у меня за внучек! – одобрила затею бабка. – Только ты отца подожди. Одному-то, чай, трудно будет с таким делом справиться.
Но Максимка очень хорошо знал, что свой грузовик отец поставит в колхозный гараж только поздним вечером. Шофёры не успевают вывозить с поля хлеб. У них сейчас самая горячая пора.
Нет, не будет он тревожить усталого отца, когда можно и одному справиться.
Вечером Максимка попросил у бабки мешок, привязал к раме «Орлёнка» лопату и укатил в ближайшую берёзовую рощу. А утром у больничного крыльца весело покачивали зелёными ветками две молодые берёзки.
– Наверно, наш сторож посадил, – думали больничные работники. – Что старику вечерами делать?
Удивились они все только на следующее утро, когда заметили под берёзками удобную скамейку, покрашенную голубой краской. Рядом с посадками, на крупных поленьях, стояла невысокая кадушка с водой. На кадушке мелом аккуратно было написано: «Для поливки берёзок».
Одолело любопытство, позвали сторожа.
– Нет, не моих рук это дело, – ответил сторож, пряча усмешку в белую бороду.
– Чьих же тогда?
– Одного очень счастливого человека. И просил он меня не сказывать про это.
– А почему человек осени не дождался? Кто сажает деревья летом?
– Не беда! Вырастут деревца, – заверил дед. – У них такие корни, что и жара нипочём! И человек к тому же со смекалкой: недаром он кадушку притащил и к ней жестяный ковшичек приладил. Поливать, значит, почаще надо...
Сторож подошёл к берёзам, примял сапогом влажную землю у корней и добавил:
– А торопился он с посадкой по одной причине..
– Какая, интересно, причина?
– Очень важная! Да сестрички у него на днях появились. Вот какое дело! Он и берёзкам названия дал. Вот та, что у самого крыльца, сказывал, Верочкина берёзка, а вторая – Наденькина. Так-то вот...
Тут уж, конечно, все догадались, кто этот счастливый человек. И работники больницы – врачи, медицинские сестры и няни – все от души похвалили этого человека за хорошее дело.
А осенью к двум берёзкам пристроились новые молодые деревца.
С той самой поры заботливые руки, молодые и старые, стали высаживать в честь маленьких человечков возле больницы липы и берёзки, клёны и дубочки, черёмуху и сирень.
И потянулась от больничного крыльца в сторону села широкая красивая аллея со скамейками. Все жители села стали называть её «Максимкина аллея».
Назвали потому, что было у этого мальчишки доброе, чистое сердце.
ЗИНКИНЫ ДЕНЬГИ
Хорошую картину нарисовал Миша. Осталось только раскрасить её цветными карандашами.
Стал Миша искать в коробочке зелёный карандаш, чтобы нарядить в зелёные платья берёзки, а его не оказалось. Кинулся Миша к соседке Гале.
– Галочка, дай мне на минутку зелёный карандаш. У меня затерялся где-то...
– Ишь, какой! – надулась Галя. – Свой потерял и меня хочет без карандаша оставить.
Что делать Мише? Не драться же с Галкой из-за пустяка.
Он вернулся к себе, попросил у матери денег. С рублёвкой в кармане Миша побежал в магазин за новой коробкой карандашей.
– Сдачу не забудь получить! – крикнула вдогонку мать.
Едва Миша выскочил из ворот, как увидел Галкину сестрёнку – шестилетнюю Зину. Наталкиваясь на прохожих, девочка медленно шла по улице и так внимательно разглядывала тротуар. Она даже не заметила Мишу, когда тот прошёл мимо неё.
– Эй, Зинка-корзинка! Передай своей Галке, что она жадина-говядина!
Девочка медленно повернулась, подняла заплаканные глаза на Мишу. Мальчик так и подскочил к ней.
– Кто тебя обидел? Кто?..
– Деньги потеряла, – всхлипывала Зина.
И она рассказала, что много времени копила деньги, чтобы в день рождения сестры Гали купить ей подарок. И вот эти деньги – пятьдесят копеек – потеряны. Теперь не на что купить Гале подарок, нечем её порадовать.
Задумался Миша. Чем помочь девочке, как утешить её? Он опустил руку в карман штанишек, и новенькая бумажка приятно захрустела в его пальцах. «А что, если половину рубля отдать Зинке?» – подумал Миша.
И вдруг словно кто-то ужалил руку – мальчик быстро выдернул её из кармана. Как, отдать свои деньги, чтобы на них купили скупой Галке подарок?! Ну уж нет!
Но как же всё-таки помочь малышке? Ведь как-то надо выручать её из беды.
Миша засопел, сунул руки в карманы и угрюмо уставился в землю. Что же придумать?
А рука в кармане уже вновь наткнулась на рубль, и он снова зашуршал в пальцах.
И тут какой-то внутренний голос зашептал Мише: «Смотри, не отдавай деньги: на них купят подарок Галке – жадюге».
Мальчик вдруг поднял голову и удивлённо, растерянно посмотрел на всхлипывающую Зину. Галка – жадюга! Ну а он не жадюга? Девочка потеряла деньги, попала в беду, а ему жалко отдать какой-то несчастный полтинник! Вот он, конечно, жадный, нехороший человек!
Миша присел на корточки и сказал:
– Знаешь, Зина, твои деньги я нашёл.
– Ой, Миша, правда? – она недоверчиво посмотрела на мальчика.
– Вот они, – Миша протянул рубль.
– Это... Это не мои деньги. У меня было всего пятьдесят копеек.
– Зина, понимаешь, к твоим деньгам добавил свой полтинник. И потом обменял их бумажку,- нашёлся Миша.
Девочка зажала в кулачок рублёвку и вместе с Мишей весело поскакала в магазин.
Так уж получилось, что Миша остался без зелёного карандаша. На оставшиеся деньги он уже не решился купить себе новую коробку карандашей. Пятьдесят копеек он вернул матери как сдачу из магазина.
А мать так и не догадалась, почему это Миша в своей картине нарядил берёзки не в летние, а в осенние платья. Да так-то оно, пожалуй, и лучше. Уж очень хороши берёзки золотой осенью!
АНДРЕЙКИН САХАР
Однажды весной заболела у Андрейки мама. Очень тяжело заболела и её положили в больницу. И тогда отвёз отец Андрейку в деревню к бабушке.
А бабка и говорит:
– Как же я буду за тобой присматривать, Андрейка? Ведь я, внучек, тоже на работу хожу. Ах, горе ты моё луковое!
– А я с тобой буду работать, - обрадовался Андрейка. – Смотри-ка: я уже большой, скоро в школу пойду. Мне дома уже и портфель, и букварь, и тетради купили...
– Эх ты, работничек! – засмеялась бабка и ласково потрепала белые Андрейкины волосы.
Она взбила на высокой кровати перину, подушки и уложила внука спать.
Устал Андрейка за день, намаялся в дороге и заснул быстро, крепко.
На другой день за завтраком бабка сказала:
– Плотнее ешь, Андрейка. Работать сейчас со мной пойдёшь. Мы нынче всем колхозом за сахаром пойдём ухаживать.
Андрейка и есть перестал. Посмотрел на аккуратные кусочки сахара в стеклянной вазочке и спрашивает:
– А как за сахаром ухаживают, бабушка? И зачем?..
– Как зачем? Чтоб сахар был вкуснее и слаще. – От бабушкиных глаз побежали тонкие лучики-морщины. – Несмышлёныш ты ещё, внучек, – сказала она.
Андрейка расправился с яичницей, торопливо выпил молоко. Потом надел белую панамку и выбежал во двор.
До чего же хорошим было это весеннее утро! Весело и ярко светило солнце. Небо было такое синее, такое чистое, словно его только что хорошенько вымыли. Легкий ветерок шаловливо перебирал листья старого тополя, который стоял у самого крыльца.
Бабка прикрыла за собой калитку и с корзиной в руке быстро зашагала по улице.
– Живее, внучек, живее пойдём, – сказала она. – Видишь, никого не видно, все ушли.
Андрейка обогнал бабку и побежал вперед, туда, где кончалась деревня и начиналось большое поле.
В поле, среди ровных зелёных всходов, работали и пожилые колхозницы, и девушки, и ребятишки.
Все они тепло приветствовали бабку с Андрейкой.
– Смотри-ка, какой новый работник у нас объявился, – говорили с улыбкой пожилые колхозницы, рассматривая Андрейку.
– Ну, теперь нам никакая работа не страшна! – закричала одна из девушек. – Вон какой крепкий мужичок к нам на помощь пришёл!
– Уж всё бы вам смеяться, зубоскалы, проворчала бабка. – Как сумеем, так и пособим. Не обессудьте.
Она согнулась над зелёными всходами и сказала:
– Вот, Андрейка, где у нас сахар-то растёт. Это свёкла сахарная, внучек. Из неё сахар выделывают. Только видишь, как часто и густо взошли семена? Не годится так! Тесно будет потом свёкле. Ей простор нужен. Вот мы и будем вырывать лишние всходы.
Бабка привычно взяла рукой маленький кустик с двумя зелёными листочками и вырвала его из земли.
Другой же кустик, который был выше и крупнее первого, бабка не тронула, оставила на месте.
– Вот так и работай, внучек. Оставляй только один самый лучший корешок.
Андрейка пригляделся, как бабка работает, и тоже принялся прореживать свёклу.
– Так, так, Андрейка, приучайся! – кричали девчата.
Кругом слышался весёлый говор, озорной смех девушек. С другого конца поля ветер доносил обрывки задорной песни. Вдалеке рокотал трактор. Вверху, где-то высоко, радостно звенели колокольчики. Это пели про тёплую, хорошую весну птицы-невидимки – жаворонки: тирли-ли, тирли, тирли-линь!
Андрейка поднимается, задирает голову, но видит только одно небо – огромное, синее, бездонное...
Три дня ходил мальчик с бабушкой на свёклу. Устали за это время старая бабка и Андрейка.
Но когда закончили работу, бабка довольно сказала:
– Славно мы поработали, внучек! Сахару теперь у нас будет по осени горы неоглядные! Знай только чай пей слаще!
Вскоре после хорошего майского дождя ещё больше зазеленело свекольное поле. Это дружно поднимались всходы, крупнее становились листья.
Но тут на поле появилась сорная трава. Её нужно было выдёргивать, чтобы не мешала расти свёкле. И опять Андрейка с бабкой каждое утро спешили в поле.
А тут подошла и пора сенокоса, поспели в лесу ягоды. И не заметил Андрейка, как прошло красное лето. Он даже удивился, когда за ним приехала мама.
Неохотно уезжал мальчик в город.
Дома одели Андрейку в школьную форму и повели в школу. Вот и стал он учеником: в школу каждое утро бегает, уроки учит.
Наступила дождливая осень, а за ней следом в город пришла зима. Первый белый снежок нежно укрыл холодную землю, повис на ветвях деревьев.
А зима, оказывается, припасла Андрейке большой подарок.
Пришёл однажды он из школы домой, смотрит: за столом сидит его старенькая бабка. Обрадовался Андрейка, спрашивает:
– Ну как, бабушка, выросла там свёкла?
– Выросла, внучек – хитро улыбнулась бабка. – И какая ещё выросла! Мы её по осени убрали, на сахарный завод отвезли. И столько сахару из неё наделали – целые горы. Вот сколько!
Бабка развязала свой мешок и вынула небольшой фанерный ящик.
Поставила ящик на стол, открыла крышку. Смотрит Андрейка, а в ящике – сахар. До самого верха ящик аккуратными кусками набит.
– Это тебе, внучек, за твою работу, – сказала бабка.
– За какую работу? – удивился Андрейка.
– А ты разве забыл, как летом ухаживал за свёклой? Ты этот сахар сам заработал.
Никогда ещё Андрейка не пил чай с таким аппетитом. В стакан он положил не два и не три куска сахара, а четыре. Попробовал чай и довольно сказал:
– Этот сахар, бабушка, куда вкуснее магазинного!
ПАШКИН КОРАБЛЬ
Не широка и не глубока речка Ольховка около деревни, где живёт Пашка. Летом, если хорошенько разбежаться, и перепрыгнуть можно. Но зато весной...
Пришёл Пашка однажды весенним утром на берег Ольховки и не узнал своей смирной речки.
Гудит, шумит Ольховка вешней водой, разлилась широко, лёд как пушинки тащит. А на одной льдине увидел Пашка зайца.
Ребята, что на берегу были, запрыгали, заулюкали. А заяц то побежит по льдине, то столбиком встанет, длинными ушами пошевеливает.
– Унесёт теперь зайчишку! – сказал Пашкин сосед, второклассник Костя. – До самого моря прокатится.
– А где оно, то море? – спросил Пашка.
– Далеко, Паша. Много дней плыть надо зайчишке.
– Неужто наша Ольховка до самого моря бежит? – удивился Пашка.
Пришёл с речки домой и к дедушке:
– Дедушка, наша Ольховка в море бежит?
– Куда же ей бежать? Конечно в море.
– И лёд, дедушка, в море плывёт?
– А как же. И лёд тоже в море плывёт. Сначала в реку Суру, из Суры в большую реку Волгу, а Волга уж течёт прямо в море Каспийское. Вот как!
Задумался Пашка. А потом шапку в охапку, пальтишко на плечи и выбежал во двор.
У стены сарая стоял дедушкин верстак. Пашка нашёл доску и принялся пилить, строгать.
Через высокий забор заглянул во двор сосед Костя.
– Что, Паша, задумал сделать?
– Видишь, кораблик строю. В Ольховку хочу пустить, чтоб к самому морю плыл.
Костя перепрыгнул через плетень.
– Тогда, Паша, надо не такой маленький кораблик строить. В море, знаешь, какие волны ходят!
Целых два дня Костя помогал Пашке строить корабль. Славное получилось судно: с большой палубой, с капитанской рубкой, с высокой мачтой и флагом.
– Ну, Паша, как назовём корабль? – спросил Костя.
Пашка подумал-подумал и сказал:
– Давай назовём «Смелый». Пусть корабль ничего не боится.
Пашка сбегал домой, принёс кисточку и краску. Костя на носу корабля старательно вывел: «Смелый». Пашка взял корабль в руки:
– Пойдём, Костя, на воду спускать!
– Постой – сказал Костя. – Ведь твой корабль к самому синему морю побежит. А как мы узнаем: доплывёт «Смелый» до моря или не доплывёт? Давай в кабину письмо положим. Если найдут кораблик в море, пусть напишут тебе.
– Правильно! – обрадовался Пашка. – Какой ты, Костя, догадливый!
Он принёс бумагу и карандаш.
Костя написал:
«Корабль «Смелый». Сделал Паша Смирнов 15 апреля 1960 года. Пусть «Смелый» смело плывёт к самому морю. Просьба: кто найдёт корабль в море, написать по адресу: Чувашская АССР, д. Поречье, Евфратская, 5, Смирнову Павлу».
Костя ещё раз прочитал записку, сложил её вчетверо и сунул в капитанскую кабину. А Пашка сбегал домой и вернулся с конфетой. Конфету он тоже спрятал в кабину.
– Пусть, кто найдёт «Смелого», угостится! – улыбнулся Пашка.
Друзья побежали с кораблём к речке. Пашка поставил «Смелого» на воду и легонько оттолкнул от берега:
– Плыви, «Смелый»! Счастливого плавания!
Течение подхватило корабль, и он с развевающимся на ветру флагом быстро понёсся вниз по Ольховке.
– Счастливого плавания, «Смелый»! – закричали ребята.
Махнув друзьям на прощанье алым флагом, корабль исчез за крутым поворотом Ольховки.
...Побежали дни за днями. Горячее апрельское солнце растопило последний снег на полях, подсушило землю. У домов ярко зазеленели лужайки.
Пашка целыми днями торчал на улице. Он ездил с отцом в поле пахать, сеять хлеб. Важно сидел в кабине трактора, слушал песню сильного мотора. Трясся Пашка и на телеге, подвозя к трактору мешки с семенами.
За работой мальчик совсем забыл про свой корабль.
Но вот однажды летним вечером, когда Пашка сидел за ужином, в окно постучал почтальон.
– Посылка вам! – коротко сказал он и подал квитанцию.
– От кого же эта посылка? удивился отец. – Пашка, да это тебе! Видишь, написано: «Смирнову Павлу».
Утром Пашка с матерью пошли на почту, получили лёгкий, аккуратный ящик.
Открыли дома крышку ящика, а там... «Смелый»! И записка в капитанской кабине:
«Дорогой Паша! Твой корабль «Смелый» найден командой парохода «Грозный» в Каспийском море, недалеко от берега. Храни, Паша, эту модель корабля. «Смелый» прошёл, как мы подсчитали, около двух тысяч километров без повреждений. Молодец, Паша, твой «Смелый».
Команда парохода «Грозный» шлёт тебе, юный моряк, горячий привет!
Капитан Дубровин».
Но что это за пакет на дне ящика? Развернул Пашка и глазам своим не поверил: в пакете лежала новенькая матросская тельняшка и настоящая бескозырка с длинными лентами!
Эх, как обрадовался Пашка подарку, вот было радости!..
И даже конфета, которую Пашка вложил в кабину, вернулась с кораблём.
Хотел её Пашка съесть, да раздумал. Это – особая конфета. В большом путешествии была, по морским волнам плавала.
Отдал Пашка конфету матери, чтоб хранила дольше.
А сколько ребят побывало в это время у Пашки! Всем хотелось посмотреть на корабль, который в море плавал. Бескозырку и тельняшку с синими полосами все перемерили.
С той поры Пашка стал щеголять в матросской форме. А «Смелого» он поставил на самом видном месте в доме, чтоб всё время на глазах был.
Пролетело летнее время, начал Пашка снова в школу ходить. Как раз тогда-то и пригодился корабль. Стали ребята изучать озёра и реки: где расположены, откуда начинаются, куда текут. Тут и принёс Пашка свой корабль в класс.
– Я, Вера Николаевна, – сказал Пашка учительнице, – знаю, куда текут наши реки. Мне об этом корабль «Смелый» рассказал. Ведь он из нашей Ольховки в Каспийское море плавал!
И оставил корабль в школе.
С той поры учителя, когда изучают с учениками озёра и реки, приносят в класс вместе с географической картой и знаменитый Пашкин корабль «Смелый».
НЕОБЫКНОВЕННАЯ РУЧКА
В школе наша учительница Вера Николаевна всегда мне говорила, чтобы я писал аккуратней и чище. В моих тетрадях кляксы были частыми гостями, а многим буквам: надо было ставить крепкие подпорки, чтобы они окончательно не свалились на голубую линейку.
Но что я мог сделать, если так плохо писала моя ручка!
Я так и дома говорил:
– Ручка во всём виновата! Только ручка!
Мама недовольно твердила:
– Верно, Серёжа! Виновата ручка. Но только та, у которой пять пальцев.
Она усаживала меня за стол и просила не торопиться. Но и при маме непослушная ручка торопливо выводила кривые буквы. И папа всегда морщился, когда перелистывал мои тетради по чистописанию.
Может быть, я так бы и продолжал писать, но однажды вот что случилось...
Как-то выпал первый белый снежок. И в этот вечер папа пришёл с фермы радостный, бодрый. Снял полушубок и говорит:
– Ну, мои дорогие, разрешите доложит, завтра отдаю концы.
Мой папа – бывший моряк с боевого крейсера, и мы с мамой знали многие морские слова. Отдать концы – это значит, папа собирается уезжать.
– И куда же отчаливаешь, отец? И надолго ли? – с беспокойством спросила мама.
– А вот угадайте.
- Ну, как обычно, в район, на совещание животноводов! – выпалил я.
– Почти угадал, Серёжка! Только не в район, а намного дальше! – Папа взъерошил мои вихры и довольно сказал: – В Москву, в Кремль вызывают. Вот куда!..
И он заглянул в мою раскрытую тетрадь. По его высокому лбу тотчас побежали недовольные морщины.
– Эх, Серёжка, Серёжка! – вздохнул папа. – И когда же научишься писать прилично! Подводишь ты своего отца. Неловко получается. – Папа задумчиво прошёлся по комнате. – Ладно, – сказал он. – Что-нибудь придумаем, Серёга!
И папа так хитренько подмигнул маме и улыбнулся.
Утром, чуть свет, у наших окон загудел «Москвич». Папа распрощался с мамой, через одеяло пощекотал мои бока и «отчалил» на станцию.
А через три дня, когда я сидел за обедом после школы, ко мне прибежал запыхавшийся Борька Липкин, дружок.
– Серёга! - закричал Борька. – Включай скорее приёмник, твой отец из Кремля по радио говорит!
Я раскрыл рот. Каша застряла у меня в горле. Я не знал, что делать. Тогда Борька сам включил. Я услышал знакомый голос. Папа рассказывал о своей работе на свиноферме. А когда закончил говорить, все ему громко хлопали в ладоши. Я сидел у приёмника именинником. Ещё бы! Ведь моего отца слушали все люди нашей большой страны. Вот это папа! Какой он молодец!
Мы, конечно, с Борькой побежали к маме на ферму. А там, в красном уголке, собрались все животноводы. И мама, доярка, тоже там. Какая-то особенная, счастливая. Щёки пылают так жарко, что, если бы к ним прикоснулась спичка, то она, пожалуй, сразу бы вспыхнула.
Дед Егор, пастух, как увидел меня, сказал:
– Слышал, Сергунька, о чём говорил твой моряк? Правильно говорит: за работу с засученными рукавами надо браться.
Да... Я гордился и с нетерпением ждал папу.
И вот он приехал. На груди сверкал новенький орден с широкими золотыми колосьями по бокам, с серпом и молотом и светлыми лучами солнца посередине.
Вся деревня побывала в тот день у нас. И все поздравляли папу с высокой наградой. Я опять ходил именинником.
Привёз папа, конечно, и московские гостинцы. А когда гости ушли, раскрыл чемодан и подал маме блестящие узкие туфли на высоком каблуке и красивое тонкое прозрачное платье.
Ну, а мне... На стол передо мной папа положил... ученическую ручку.
Я готов был заплакать от обиды. Какой же это подарок – ручка!
Папа посмотрел на меня и сказал:
– Постой, не обижайся, Серёжка! Это – необыкновенная ручка. Ты не смотри, что она так похожа на твою. Она из самой Москвы. С этой ручкой в кармане я выступал в Кремле. Учти это, Серёга!..
Папа подсел к столу, взял ручку и не спеша аккуратно написал: «Терпенье и труд всё перетрут!»
Ручка писала отлично. Буквы стояли на линейке аккуратно, одна к другой.
Мне не терпелось попробовать новую ручку. Захотелось так же, как и папа, красиво и чисто писать. Я взял её, приготовился вывести первую букву, но папа остановил меня. Он разыскал на полке букварь, по которому я занимался ещё в первом классе, и раскрыл его передо мной.
В этот вечер я учился писать по букварю. Папа сидел рядом и смотрел, как ручка аккуратно выводила палочки и крючки. Я же часто посматривал на папин орден и старался вовсю. Ведь я писал ручкой, которая побывала на кремлёвской трибуне! Как же она может плохо писать?!
На другой день я впервые принёс домой пятёрку по чистописанию. И когда папа пришёл на обед, я раскрыл перед ним тетрадь.
– Вот это другое дело! Молодец! – папа хлопнул меня по плечу и весело подмигнул маме.
Он раскрыл чемодан и вытащил ещё один московский гостинец – коньки-снегурочки!
С той самой поры я старался, чтобы папа не хмурился, глядя в мою тетрадь, и чтобы московская ручка писала красивые буквы.
МАТРОССКИЙ ХЛЕБ
Пока поезд мчался сквозь леса, пересекал высокие горы, Андрейка с интересом смотрел в окно вагона. Ну а потом, когда за окном замелькали однообразные снежные поля, мальчик заскучал, закапризничал, да так, что у него совсем пропал аппетит.
Правда, с аппетитом Андрейка всегда был в больших неладах. Отец и мать расстраивались, водили сына по больницам. Но лекарства мало помогали ему. Он по-прежнему ел мало и неохотно, а потому и рос худым и вялым мальчиком. И тогда мать повезла сына на солнечный юг, в большой черноморский город. По дороге мать старалась потчевать Андрейку самыми вкусными вещами. Но он не хотел ни к чему притрагиваться.
Соседи-попутчики тоже беспокоились, глядя на бледного и худого мальчика.
– Цыплёнок и тот больше ест! – сокрушалась одна старенькая бабка. – Нельзя так, милый!
– Да, – хмурился седоусый старичок с многочисленными орденскими планками на пиджаке. – Зря ты, Андрейка, надел матроску. Похоже, не очень хочешь быть моряком?
– Нет, хочу быть моряком, дедушка! – заявил ему Андрейка решительно. – Очень хочу!
– Мало одного желания, дружок, – продолжал старичок. – Море любит крепких, сильных людей. А без еды ты никогда не будешь сильным. На конфетах да на шоколаде далеко не уплывёшь. Понял, сынок?
Андрейка, конечно, понял. Но слова эти мало подействовали на его аппетит.
И вот доехал Андрейка до Москвы. Здесь они с матерью пересели на другой поезд. И тут счастье улыбнулось мальчику. В вагоне он познакомился с самым настоящим военным моряком, который ехал домой в отпуск из Кронштадта. От Андрейкиной матери он узнал, почему они едут из Сибири в южный город. И решил матрос помочь мальчику.
Когда подошло время обеда, моряк пригласил Андрейку к себе в купе.
– Матросский хлеб ел когда-нибудь? – спросил он, раскрывая чемодан.
– Нет, – признался Андрейка. – А что он, этот хлеб, вкусный?
– О, Андрейка! – воскликнул моряк. – Вкуснее нашего хлеба нет ничего на свете! Да сейчас сам убедишься. – Матрос вынул из чемодана буханку чёрного хлеба, копчёную рыбу и колбасу, нарезал на куски. – Садись-ка ближе, братишка, – скомандовал моряк. – Вот тебе рыба, вот хлеб. Ешь, не стесняйся! – И добавил ещё: – Этот хлеб с борта нашего боевого крейсера. Учти!
Глядя на моряка, мальчик тоже принялся есть. И хотя хлеб ничем не отличался от магазинного, но с копчёной рыбой Андрейке он показался очень вкусным. Да и как ему не быть вкусным, если хлеб был с самого боевого корабля?! Андрейка с удовольствием съел один кусок, принялся за другой.
– Нажимай, нажимай, – одобрил моряк. – Вот ещё колбасу бери.
– И колбаса тоже матросская? – поинтересовался Андрейка.
– Хм! А как же! Конечно, флотская – подтвердил матрос. – Что, вкусная? Ну то-то! Моряки, братишка, не только колбасу умеют делать. Наш корабельный кок, если надо, и пироги состряпает, и всякие там торты.
Андрейка и рот раскрыл от удивления.
– Да что пироги и торты! - горячился моряк. – Вот жаль, Андрейка, что флотским борщом не могу угостить. Наш борщ это, брат, такая штука – объеденье! Да! А впрочем, это блюдо ты можешь есть каждый день.
– Где же?
– Да в том же Севастополе, куда едешь. Севастополь, Андрейка, это город моряков, наша военная крепость. Уж где-где, а в Севастополе умеют приготовить флотский борщ. Не унывай! – похлопал моряк Андрейку по плечу. – Попробуешь и борща!
Так подружился Андрейка с весёлым моряком. В Севастополь они приехали солнечным утром. Ещё недавно Андрейка ёжился от мороза в тёплой шубе, а здесь, около большого синего моря, было тепло. Буйно цвели деревья, на клумбах распускались цветы и люди ходили в лёгкой летней одежде. Все дни Андрейка проводил на свежем воздухе, подолгу пропадал у моря. Обедали они с матерью в столовых, которые находились около самого моря, и в которых всегда можно было встретить моряков. С ними и Андрейка чувствовал себя моряком. Всё, что ели моряки, с большим аппетитом ел и Андрейка. Иногда мальчик вспоминал далёкую снежную Сибирь и тревожился:
– А где мы дома достанем флотского борща и хлеба? А, мама? С собой что ли повезём?
– Не беспокойся, сынок! – радовалась мать. – Я ведь тоже научилась готовить вкусную флотскую еду. Умею теперь выпекать даже настоящий матросский хлеб!
И однажды она накормила сына своим обедом.
– Хм! – удивился Андрейка. – Из тебя, мамочка, получится настоящий корабельный кок! Вот какая ты у нас молодец!
Когда Андрейка вернулся домой, приятели не сразу признали своего друга – так он повзрослел, окреп, на щеках его играл здоровый румянец.
Один из них сказал:
– Вот что значит тёплый юг!
– И флотский борщ с матросским хлебом! – добавил Андрейка и повёл друзей к себе домой.
– А ну-ка, мамочка, – попросил он, – накорми нас, пожалуйста, флотским обедом. Пусть и мои друзья будут такими же здоровыми!
КРЫЛАТАЯ КНИГА
Однажды дали одному озорнику книжку в библиотеке. Хорошую, интересную книжку. Наверное, не в одной тысяче рук побывала эта книжка. Она была довольно потрёпанная, читанная-перечитанная. Пока озорник шёл до дома, книжка побывала с ним во многих переделках. Она участвовала в двух схватках, которые затеял озорник, играла вместе с ним в футбол, гонялась за собакой. И, наконец, на дерево полезла – гнёзда разорять. Там, наверху, выскользнула книжка из-под ремня озорника и на землю упала. А ветер-шалун тут как тут! Затормошил он книжку, и часть оторванных ветхих страниц разлетелась по сторонам.
Принёс озорник книжку домой. И сам удивился, какая же она стала: грязная, чумазая, совсем растрёпанная! И читать её не стал. На другой день принёс он книгу в библиотеку. Старый библиотекарь взял её в руки, полистал и за свою седую голову схватился.
– Что же ты, голубчик, наделал? Что наделал?! – со стоном выдохнул он.
– А что я наделал? – посмеиваясь, сказал озорник. – Книжку вот принёс.
– Лучше бы ты мне её не показывал! – возмутился библиотекарь. – Посмотри, пожалуйста: нет в ней ни начала, ни середины, ни окончания. Ведь ты книге крылья оторвал!
– Какие ещё крылья? – промямлил, не понимая, озорник. – Разве книжка – птица? Разве она летает?
– Ещё как, голубчик, летает!
Покачал головой библиотекарь и предложил книгу другому мальчику-читателю.
– Дайте мне, пожалуйста, другую, – попросил мальчик. – Её читать невозможно: она без начала, и конца нет. Жаль, испортили книгу.
Не захотел взять книжку и второй читатель.
– Понял теперь, озорник, что с книгой случилось? - строго спросил библиотекарь. – Понял, почему книга лишилась своих быстрых крыльев?
– Ага! – согласно мотнул головой озорник. – Понял, Иван Александрович. Это ветер виноват. Это он расшвырял страницы, когда я на дерево лазил.
– Эх, чудак! Не сумел сберечь такую книгу! А ей, голубчик, понимаешь, цены нет!
Старый библиотекарь походил около стола, приглядываясь к мальчику, и, вздохнув тяжело, спросил:
– Сам-то прочитал хоть страницу из этой книги?
– Нет, не успел, – признался озорник.
– Вот как? Ай-ай-ай! – покачал головой Иван Александрович. – И всё-таки ты её должен прочитать, голубчик. Да, да! Потому что многому она тебя научит.
– Так она же… – заикнулся мальчик.
– Без начала и конца? – подсказал библиотекарь. – Вот эту беду ты сейчас сам и исправишь.
Библиотекарь усадил мальчика за стол, подал клей, ножницы, ручку и чистую бумагу. Потом принёс старую книгу.
– Счастливый ты парень! Хорошо, что есть с чего переписывать. Я эту книгу оставил для ремонта обложки. Видишь какая она, тоже зачитана до дыр. Ну, переписывай, не спеши и ошибок не делай.
Мальчик аккуратно переписал одну страницу, вторую. История лётчика-истребителя, оказавшегося в тылу фашистских войск, так увлекла мальчика, что он забыл обо всем на свете. Не слышал, как рядом шушукались и переговаривались ребята, как за его спиной сдержанно покашливал в сухой кулачок седой библиотекарь. Он был во власти книги, находился рядом с лётчиком, попавшим в беду. Вместе с Алексеем Маресьевым он полз по сугробам безлюдного морозного леса, был с ним на операции, когда врач отнимал у пилота обе ноги. Кусая губы, он учился ходить на искусственных ногах-протезах и вместе с ним боролся за жизнь, за право называться военным лётчиком...
В читальный зал уже вползали синие сумерки, зажглись люстры. Иван Александрович осторожно и ласково похлопал мальчика по плечу:
– Дружок, домой пора...
И только тогда мальчик пришёл в себя.
– Ой, Иван Александрович! – спохватился он. – А я ничего не успел сделать! Зачитался, не мог оторваться. Такая книга попалась! Такая книга!.. На самом деле крылатая!..
КАК ЗИМА ПЛАКАЛА
У Вовы очень интересный дедушка. Он всё знает, всё слышит, всё видит. Хорошо Вове с ним на прогулках! Хорошо потому, что дедушка всегда охотно рассказывает обо всем. От него Вова узнал про плясунью-метелицу, про злую вьюгу, сердитый мороз.
Всё знал старый дед! Вот и сегодня на прогулке он опять что-то увидел и сказал:
– Слышь, Вова, – зима плачет.
Вова остановился и посмотрел на деда не шутит ли он? Никогда мальчик не видел и не слышал, чтобы зима плакала. Дедушка тоже остановился.
– Верно, Вова, зима уже слёзы льёт, а весна песенки поёт.
Вова прислушался и посмотрел по сторонам. Но не услышал ни горького плача зимы, ни весёлой песни весны.
– И вовсе никто не плачет, – обиделся он.
Тогда дед повёл внука к ближайшему дому.
– Послушай-ка...
Тут было тихо. Но вдруг Вова услышал звуки. Казалось, что кто-то звенит маленьким колокольчиком: тирль... тинкь... тинь... тирль...
Это походило на звучание стаканов, если по ним легонько ударят чайной ложечкой.
Вова взглянул на деда.
– Что это такое?
А дед же, как нарочно, смотрел куда-то в сторону, жмурился от яркого солнышка и молчал.
Вова хотел даже рассердиться на него, но... тинь... тирль... тиньк... раздалось почти у самых ног.
Мальчик нагнулся и увидел на снегу, вдоль стены, небольшие ямочки с водой. В ямки откуда-то сверху одна за другой падали капли. Они ударялись о воду и тонко звенели: тинь... тирль... тиньк... тирль...
Вова поднял голову, чтобы узнать, откуда льются такие звонкие капельки.
С крыши дома свешивались длинные сосульки. Как слёзы, скатывались с них прозрачные светлые капли.
– И правда, плачет, – сказал мальчик. – Но почему?
– Посмотри-ка, внучек, на снег, какой он стал тёмный, хмурый, – ответил дедушка. – Это ведь зима сердится, плачет, потому что уходить ей скоро придётся. Да, прогонит её весна-красавица с этого места. Вот только подрастёт, окрепнет да запоет во весь голос – и зиме конец. Испугается она и убежит от нас в далёкие моря и океаны. И тогда придёт весна молодая, красивая, весёлая. Она подарит нам мягкую травку и тёплое солнышко, порадует нас зелёными кудрявыми берёзками, душистыми запахами ландышей, сирени, черёмухи. И зацветут в садах яблони, вишни, сливы и груши.
Таких птичек Вова ещё не видел ни разу. Вот одна из них взмахнула крыльями и слетела вниз, к сараю. Она схватила носиком тоненькую соломину и, поднявшись, вместе с ней влетела через окошечко в домик. Другая птичка тоже подлетела к сараю и вернулась в домик с сухой травкой.
– Вот мы и гостей дождались! – сказал дедушка. – Слышь, Вова, как поют наши гости весело!
– Дедушка, а почему зимой этих птичек не было? – спросил внук.
Дедушка присел на скамейку возле дома, погладил свою бороду и начал рассказывать:
– Зовут наших гостей, Вова, скворцами. А домик, что мы с тобой недавно построили, называют скворечней. Скворцы не любят холодов и на зиму улетают в жаркие страны. Весной они прилетают обратно на свою родину. Скворцы – полезные птицы. Вот появятся в саду на яблонях вредные насекомые и начнут поедать листья, портить яблоки. Увидят скворцы такой непорядок, прилетят в сад, сядут на ветки и - стук-стук! – всех насекомых съедят. Поэтому люди строят им домики, чтобы птицы жили около садов и огородов.
И понял Вова, что весенние гости – друзья человека.
СОЛНЫШКИНА БОЛЬНИЦА
Нашей Наташке всего пять лет. Однажды в конце зимы она с подружками каталась с горки на санках. Наигралась, разгорячилась, пить захотела. Домой бежать далеко, неохота. Взяла Наташа горсть снега и отправила в рот. И вторую, и третью... Потом опять стала с горки кататься.
А ночью... Всю ночь мама не отходила от кровати дочери. К утру ей стало так плохо, что пришлось вызвать «скорую помощь».
Седой врач осмотрел язык и горло, прослушал и сказал сердито:
– Значит, снежок вволю покушали, девочка Наташа? Так, так!.. Ну, теперь извольте со мной ехать. Лечиться будем. Дома такую простуду никак из тебя не выгонишь. Поехали...
Так и пролежала Наташа в больнице до самого тепла, до весны. А весной опять стала на улице играть с подружками. Бегают, играют на зелёной лужайке.
Разгорячилась Наташа от тепла, от жаркого солнышка, уморилась. Присела она в тени развесистой ивы под окнами, посмотрела, щурясь, на красное солнце и говорит:
– Простудилось, наверное, солнышко, девочки! Вон какое оно нынче горячее!
– Ну как может солнышко простудиться? – рассмеялись подружки.
– А разве не может? Поест снега или водички холодной попьёт, вот и простудится! – уверяла Наташа. – В больницу надо солнышку ложиться, простуду лекарствами выгонять.
– Разве есть у солнышка больница? – задумчиво спросила одна девочка с бантиком на голове.
Все девочки уставились на синее небо. Жмурятся, на солнышко смотрят.
– Наверное, всё-таки есть, - сказала Наташа. – Где-нибудь за морями, за горами, за дремучими лесами...
Шёл мимо старичок с клюшкой в руке. Остановился, послушал, о чём говорили девочки, и вмешался в разговор:
– О солнышкиной больнице я кое-что знаю, могу рассказать...
Наташа просияла. Все вскочили, окружили старика, затеребили:
– Расскажи нам, деда... Где солнышкина больница? Где?..
– Да совсем близко. На том месте, куда солнышко по вечерам прячется.
– Неужели в нашем лесу? – удивились девочки.
– Это точно! – улыбнулся старичок. – В нашем сосновом бору. Каждый вечер там солнышко лечится. И вам советую туда ходить. В той больнице одним воздухом лечат. Такой в бору хороший воздух чистый, свежий, медком сладким попахивает. Чудесная больница в нашем бору!
– Дедушка, а почему к вашей фуражке зелёные листья приколоты?
– Хм... Это форма у меня такая. Начальство специально мне фуражку выдало. Ведь я сторожем к той больнице приставлен.
– Сторожем?! – изумились девочки.
– А как же! – сказал старичок. – Ещё не перевелись у нас лихие люди, вот мне и приходится сторожить больницу от недобрых людей.
– Мы поможем вам, дедушка. Разрешите!
– Да мне и одному не трудно. Но если вы так желаете... Ладно, уж так и быть, ждите меня завтра утречком.
Ранним утром девочки собрались на крыльце Наташиного дома. Новый знакомый не заставил себя долго ждать. Девочки окружили его и с весёлым гомоном пошли к лесу.
Сосновый бор встретил детей прохладой и тишиной. Остро пахло хвоей и ещё чем-то сладким и вкусным.
У самой дороги росли высокие сосны, и детям казалось, что они идут полутёмным зелёным коридором.
На небольшой поляне они остановились. Дети принялись играть, бегать. А старый лесник посиживал рядом на пеньке, смотрел на раскрасневшуюся от беготни детвору и улыбался в белые усы.
– Лечитесь-лечитесь, девочки, играйте. Это очень полезно: дышать полной грудью, - приговаривал он.
Наигрались девочки, устали, есть захотели. А поесть-то и ничего! Никто ничего не догадался захватить с собой.
Расстелил лесник на траве газету, снял с плеча кожаную сумку, достал из неё чёрного хлеба и соль в мешочке.
– Угощайтесь, не стесняйтесь!
Посыпала Наташа на горбушку соль, отведала и сказала:
– И правда, дедушка, очень вкусный хлеб!
– Ну то-то! Дома хлеб не такой, как здесь. Ведь он, девочки, этот хлеб, пропитан лесным воздухом, ароматом трав... Да... Это я уже давно знаю. Немало лет я с лесом дружбу вожу. Он очень помогает человеку. И топливо даёт, и жильё, и здоровье людям дарит. Никогда не забывайте, что лес - наш хороший врач и надёжный друг. Любите и берегите его.
Все тексты взяты из открытых источников и выложены на сайте для не коммерческого использования.
Все права на тексты принадлежат только их правообладателям.