РАЗБОРЧИВАЯ НЕВЕСТА
Везли на продажу воз кукол. Одна кукла упала с воза на дорогу, потом встала да и пошла себе куда глаза глядят. Беленькое платьице на кукле ветерком колышет, серебряная тухъя на голове позванивает, новенькие лапоточки поскрипывают.
Повстречался кукле воробушек.
– Куда путь держишь, подруженька? – спрашивает воробей.
– Замуж собралась, жениха искать иду, – отвечает кукла.
– А чем я не жених? – говорит воробей. – Иди за меня.
– Что ж, может, и пойду. Только ты сперва покажи, как поешь-пляшешь.
Воробей растопорщил свои перышки, начал прыгать и петь: «Чилик! Чилик!»
– А теперь скажи, какое твое житье-бытье? – спрашивает кукла.
– Попадется зернышко – поклюю, не попадется – в мякине пошевыряюсь, а мясца захочется – букашек поищу.
Кукла подумала-подумала да и говорит:
– Нет, воробей, не пойду я за тебя замуж. Песни твои короткие и скучные, а в мякине платье мое запылится.
Обиделся на такие речи воробей, вспорхнул и улетел. А кукла пошла своей дорогой.
Попадается ей навстречу ворон, спрашивает:
– Далеко ли, куколка, идешь?
– Иду жениха искать, – отвечает кукла.
– А не могу ли я быть твоим женихом? – спрашивает ворон.
– Сначала покажи, как поешь-пляшешь, да скажи, какое у тебя житье-бытье, тогда и посмотрим, какой из тебя жених.
– Карр, карр! – прокаркал ворон да на одном месте попрыгал – вот и вся его песня и пляска. А житье у меня такое: где что попадется – полакомлюсь, не попадется – в навозе поковыряюсь.
Кукла опять подумала и говорит:
– Нет, ворон, не пойду за тебя. Песни твои грубые, пляски некрасивые, а в навозе ковыряться – свои новые лапоточки загрязню.
Ничего не сказал на это ворон, поднялся и улетел. А кукла дальше пошла. Идет-идет – навстречу ей мышонок показался.
– Куда путь держишь, красавица? – спрашивает мышонок.
– Жениха ищу, – отвечает кукла.
– Может, я гожусь в женихи?
– А это мы сейчас посмотрим. Покажи, как ты поешь-пляшешь, да скажи, какое у тебя житье-бытье.
– Пи-пи, чикки-чикки, пи-пи, – запищал мышонок тоненьким голоском, будто на скрипке заиграл. А потом покрутился, повертелся на своих тоненьких ножках перед куклой – танец станцевал.
Кукла слушает да на танцующего мышонка глядит: и песни, и танцы ей нравятся.
Остановился мышонок, стал о своем житье-бытье рассказывать:
– Пи-пи! Житье у меня – надо бы лучше, да некуда. Хлеба – полные закрома, масла и меда – непочатые кадушки. Чего душа желает, то и ем; одна нога в меду, другая в масле. А живу в амбаре, под сусеком – и сытно, и чистенько. Увидишь – залюбуешься!
Понравились привередливой кукле речи мышонка.
– Что ж, – говорит, – пожалуй, выйду за тебя замуж.
Пошли они под ручку в мышиный дом и затеяли свадьбу. Назвал мышонок полный дом родни да знакомых. Кого только тут не было: и крот в бархатном пальто, и суслик в коричневой шубке, и мыши с мышатами в серых платьицах – все сидят за свадебным столом, пьют, едят, веселятся. А мышонок с куклой выставили свои запасы на стол и гостей потчуют:
– Кушайте, гости дорогие, угощайтесь!
Наелись гости, напились, захмелели. Ну, а захмелев, и в пляс пустились: только пыль столбом.
Наплясались, приустали, закричали хором:
– Молодую просим!
Поднялась кукла из-за стола, платьице свое поправила, охорошилась и пошла в пляс. Да так плавно плясала, что серебро на голове лишь чуть-чуть позванивало.
Гости глядят во все глаза на плясунью, в ладоши хлопают, похваливают. А кукла от тех похвал еще пуще в азарт вошла: голову назад откинула, под ноги не смотрит, лапоточки сами ее по кругу несут. Под конец закружилась, закружилась невеста, и – бух! – в кадку с пивом угодила.
Вытащили ее из кадки, не дали захлебнуться, однако же платье на ней из белого желтым стало.
Залилась невеста горючими слезами и побежала на речку платье мыть-полоскать. Прибежала на берег, а место оказалось болотистым – в грязи завязла. Попыталась выбраться – еще глубже утонула. Глянула туда-сюда, нет ли кого поблизости, и увидела на ветле воробья, что ее сватал.
– Помоги, дружок воробей, выбраться, – попросила она своего знакомца. – Пришла платье полоскать да вот, видишь, в грязи завязла.
– Нет, куколка, – прочиликал воробей в ответ, – не могу я тебе помочь, боюсь, как бы мякинной пылью еще больше твое платье не загрязнить, – с тем и улетел прочь.
Все глубже вязнет в грязи кукла, поглядывает по сторонам – нет, никого не видно. И уж когда совсем отчаиваться начала, услышала: кто-то крыльями шумно машет, по-над речкой летит. Оглянулась – знакомый ворон.
– Карр! Карр! Что тут делаешь? – спрашивает ворон.
– Да вот в грязи увязла, никак не вылезу. Вытащи меня, – просит кукла.
– Вытащил бы я тебя, да боюсь навозом твое белое платьице еще больше замарать. Карр! Карр! – и тоже улетел.
Опять кукла осталась одна-одинешенька. Грязь ее уже по грудь засосала, а кругом, по-прежнему, ни души. Темнеть начало, еще страшней стало. И тут послышались пьяные голоса: должно быть, гости, мышонкины друзья да родня, по домам начали расходиться.
– На помощь! – что есть духу закричала кукла. – На помощь!
Хмельные гости подбежали, схватили куклу за ручку, дернули – оторвали по самое плечо, а не вытащили. Схватили за другую, опять изо всех сил дернули – и эту ручку оторвали. Потом – больше не за что! – все ухватились за голову, и так дружно стали тянуть да дергать, что и голову оторвали напрочь.
На том и кончается сказка о разборчивой невесте-кукле.