Звездный свет

    

СОДЕРЖАНИЕ

СЫН ПРИРОДЫ

 

ПОВЕСТИ

 

ПЕСНИ БРОНЗОВЫХ СОСЕН

ЗВЕЗДНЫЙ СВЕТ

ДАЛЕКИЙ ПОТОМОК

У РОДНОГО ПОРОГА

 

С ДУМОЙ О СТРАНЕ. СТИХИ

 

МАЛИНОВКА

Я РОС В ЛЕСУ ПОД ПЕСНИ ГЛУХАРЕЙ

С ДУМОЙ О СТРАНЕ

СБОРЩИЦЫ БЕРЕСКЛЕТА

ОСЕННИЙ ЛЕС

ЧУЖАК

НАД МАЛЕЙОЙ

КОРОВА

НА ЛУГУ

МОЙ ВЕРНЫЙ ПЕС

СТАРЫЙ ДУБ

Я С РЫЖЕЙ ЛОШАДЬЮ ДРУЖИЛ

СЫНУ

ОТЦОВСКИЙ ДОМ

ВЕТЕР В ЛИЦО

У МОГЛИЫ МАТЕРИ

ВОЛКИ

ВСТРЕЧА В ЛЕСУ

ИЗ ДЕРЕВЬЕВ ЛЮБЛЮ Я БЕРЕЗУ

ЗА ОКНОМ МОРОЗА КРЕПЧАЕТ

ПРИЗНАНИЕ

ТЫ САМА НАЛИВАЛА ВИНО

ОТЦВЕЛА КАЛИНА

НЕЗАБУДКА

КОГДА ТЕБЯ ВИЖУ

ТЫ ВСЕ ТАКАЯ Ж НЕДОТРОГА…

ПОРЫВИСТЫЙ ВЕТЕР ПРОСНУЛСЯ…

КРАЕВЕД

ОГОНЕК

МЕЛАНЬЯ

Я ШЕЛ В СЕЛО

ЛЕСНИК

ПАСТУХ

СВЕТ ИЗ ОКОН СТРУИТСЯ

КОСТЕР

КЛЕСТЫ

И СНИШЬСЯ ТЫ

УЛЫБКА

ГДЕ НАЙДЕТ СВОЮ ОБИТЕЛЬ

Я ЖИВУ ДАЛЕКО

ГЛЯДИШЬ ТЫ НА МЕНЯ СУРОВО…

ПЕРВОЕ АПРЕЛЯ

ВСЯ ЖИЗНЬ НЕВЗГОДАМИ ПОЛНА…

Я ВСЕМ БЫ ПОЖЕЛАТЬ ХОТЕЛ…

СВЕЛА НАС ЗИМНЯЯ ДОРОГА

ВБЛИЗИ ВОЛЧИЦА ВЗВЫЛА

ЧУВАШСКИЙ ДОЛ

ЗИМОЙ НА ВОЛГЕ

СТАРИК

В ЧАС ЗАТМЕНИЯ

МОЙ КРАЙ ЛЕСНОЙ

ПОЛЕ ПЕРЕЙТИ

 

ДУБ ЛУКОМОРЬЯ. НОВЕЛЛЫ

 

ЖИЗНЬ

ОТКУДА МЫ ПРИХОДИМ

С ЛЕСОМ В СОГЛАСИИ

ЛЕСНОЕ СОЛНЫШКО

ДУБ ЛУКОМОРЬЯ

ВОЛЧИЦА

ДАВНЯЯ ИСТОРИЯ

ПРОСТИ, СОСЕД!

КУЗЬМИЧ

БУДЕТ ЧТО ВСПОМНИТЬ

НЕ ОПУСТЕЕ КОЛЫБЕЛЬ

ЛАБАЙ

ЕЩЕ НЕ ВРЕМЯ

ЗНАМЕНИЕ

ЖЕНИТЬБА

ЦВЕТОК В ПАУТИНЕ

КОЛОКОЛЬЧИК ИЗ ШКОЛЬНОГО ДЕТСТВА

А КАК ИНАЧЕ?

ПЕРЕВОД

О ПОЛЬЗЕ СВЕЖЕГО ВОЗДУХА

ВСЕ НЕ КАК У ЛЮДЕЙ

ЧУДИК

О ДЕТЯХ ВОЙНЫ

ИВАН ЕГОРЫЧ

СПЛЕТАЮТ ВЕТВИ… НИНА И ВАСИЛИЙ

ПОМНИ ХОРОШЕГО ЧЕЛОВЕКА

ЧАСЫ

СЛОВНО ВМЕСТЕ С НАМИ ОН СЛУЖИЛ. СЕРГЕЙ ЕСЕНИН

ПОКОЙНИКИ ОБИДЕЛИСЬ

«КУДА Я ТОГДА?»

В ОЧЕРЕДИ

ОТОМСТИЛ

ОТЧЕГО ОПАЛИ ЛИСТЬЯ

ТРЕЩИНА

ЗАЯВЛЕНИЕ ОБ УХОДЕ

ПЕРВОЕ ЗНАКОМСТВО

ТИВИША

КЛЕСТ НА СОСНЕ

И ЛЕСОМ МОЛОДЫМ НАПОМНЮ О СЕБЕ

ВЕТКА ПРИВЕЧАНИЯ

ДИВНОГОРЬЕ

 

ПЕСНИ БРОНЗОВЫХ СОСЕН

Лес в России ‒ больше, чем лес.

Это судьба нашей страны

Леонид ЛЕОНОВ

 

В конце апреля лес какой-то особенный. Вглядись в него пристальнее. Налево туманится осинник, направо тихо, но могуче гудит даже в безветрие синий сосновый бор, а на фоне темной стены лип белеют берёзы. Лиловатые их ветви отягощены набухшими почками. Остановись, притяни ветку, разотри в ладонях клейкую почку, вдохни ‒ и ты почувствуешь хмельной запах самой весны. Приложи ухо к коре дерева ‒ под нею бродят земные соки; чуть-чуть посильнее пригреет солнце – и эти соки, пробудив почки, вытолкнут веер жёлто-дымчатых листочков. А когда соловей напьётся росы с берёзового листа, чтобы обрести тот голос, который завораживает всё вокруг и заставляет трепетать сердце, тогда в лесу начнётся праздник.

А пока лес голый, всё насквозь видно. Порхают с дерева на дерево птицы, выбирают для гнёзд ухоронки; и звенят, и щебечут ‒ дело-то весёлое! Лишь дятел, как всегда, серьёзен. Подолбит один дуб, летит к другому, обследует его: ага, тоже надо лечить! Но прежде, чем приступить к делу, поглядит по сторонам сердито: эка расшумелись! Потом обопрётся половчее на хвост и опять за своё: тук-тук, тук-тук…

И всё же наблюдательный глаз заметит неухоженность леса. Местами слишком густо теснятся молодые деревца, потому такие и худосочные; заилился ручей, к которому звери приходят на водопой; торчит пень от самовольной порубки, выделяющийся из него сок покрыл срез пышной розоватой плесенью, рядом вразброс корчатся сучья…

Стоит лес, слушает весну, в тихой задумчивости ждёт заботливых рук человека.

 

1

 

Дом Савушкиных отличался от других своей неповторимостью. Карнизы, наличники, крыльцо, ворота ‒ всё в резных узорах, изображавших листву, цветы, гроздья желудей, переплетающиеся ветки с белочками и порхающими пташками. Всё это было так разнообразно и неожиданно соединено воедино, что каждый, кто видел это чудо впервые, пораженно останавливался. Туристы, проходившие через деревню, возле дома-терема хватались за фотоаппараты и торопливо щёлкали затворами.

Дмитрий Степанович Савушкин построил дом своими руками по собственному плану. Правда, помогали ему два парня, мало смыслившие в плотницком деле, но старательно выполнявшие указания хозяина. Позже многие, кто ставили дома, приглашали Савушкина отделать фасад. Тот поначалу не возражал, но потом стал отказываться: работы много, а плата ‒ угощением. Стал у себя в сарае мастерить затейливые шкатулки, подзеркальники, вешалки, комоды, кадушки. Всё это жена отвозила на базар.

С трепетным чувством поднимался по ступенькам крыльца Андрей Метелин, высокий, спортивного склада парень. Серый плащ, облегающий его крутые плечи, был расстёгнут, на голове лохматились пышные русые волосы. Пружинистым шагом прошёл он просторные полутёмные сени, нащупал ручку двери и шагнул в избу.

Навстречу с лавки поднялся Савушкин, худощавый, жилистый, с длинными руками.

‒ Ба, кого я вижу! ‒ радушно развёл он руки. ‒ Проходи, Андрюха, дорогим гостем будешь. Андрей улыбнулся хозяину, а глаза невольно потянулись к двери горницы.

‒ Вот, вернулся, решил к вам заглянуть.

‒ Так, так... ‒ Савушкин разглядывал гостя, но без назойливости. ‒ Родные места всегда, брат, тянут. Я вот в войну где только не побывал. Многие страны прошёл, видел красивые места, прямо райские, скажу тебе. А сюда тянуло до невозможности. Нет ничего милее родного уголка. Ну, да что говорить... Дашутка!

‒ Иду, пап! ‒ послышался голос из горницы, и сразу же из дверей показалась Даша. Брови её удивленно взметнулись, в синих глазах смешались смущение и радость.

‒ Андрюша!.. С приездом.

Дмитрий Степанович отвернулся, делая вид, будто ищет что-то на подоконнике между горшочками с цветами. Потом сказал:

‒ Подала б чего-нибудь на стол, дочка.

Кинув на Андрея улыбчивый взгляд, Даша ушла в чулан и зазвякала там посудой.

Немного погодя мужчины сидели за столом, хозяин угощал гостя домашней настойкой.

‒ Сам готовлю. Из рябины. Да закусывай, закусывай. Поди, груздочков, огурчиков и не пробовал в Ленинграде? То-то. А у нас ‒ всё своё. Первостатейное. ‒ Он вновь наполнил рюмки, приговаривая: ‒ Кто с лесом дружит ‒ живёт не тужит. В лесу и пушнина, в лесу и курятная лавочка... Опять же ‒ дерево. Ему, ежели понимать, цены нет.

Тут в избу вошёл Геннадий Прохоров, коренастый, с короткой шеей. Увидев Андрея, он оторопел, на его скуластом лице обозначилась растерянность.

‒ Приехал... ‒ не то вопросительно, не то утверждающе сказал Геннадий. ‒ Здорово, Андрюха! ...

Он тут же заторопился и обратился к хозяину:

‒ А я к вам, по делу…

‒ Никаких дел сегодня, ‒ отрезал чуть захмелевший Савушкин. ‒ Вишь, гость у меня, да ещё какой! А ты садись, голубь, что стоишь? ‒ И, подождав, когда тот сядет рядом с Андреем на свободный стул, продолжил: ‒ Так вот, говорю, насчёт дерева. Без него мастеровому человеку ‒ ни туды и ни сюды, как в песне поётся.

Геннадий подтверждающе закивал головой

‒ Мне вот заказ дали на десять бочонков. А из чего их делать? ‒ продолжал Савушкин, наполняя рюмки. ‒ Отца твоего, слышно, снимают с должности. А жаль. В этом деле он нас всегда понимал. И поддерживал.

‒ И на водку не брал, ‒ вставил Геннадий.

‒ Теперь уж и не знаешь, как быть, ‒ вздохнул Савушкин и мельком взглянул на Андрея. ‒ Пришлют какого-нибудь принципала, вот и сгорел мой заказ.

‒ Не понял... А что ‒ разве в лесничестве нельзя выписать лесу на рубку? ‒ спросил Андрей.

Савушкин снисходительно усмехнулся

‒ Оно, конечно, можно, да сложно... ‒ И махнул рукой. ‒ Да что это мы всё про дела да про дела? Будто и нет других разговоров.

С улицы послышался перебор басов гармони, и весёлый голос окликнул:

‒ Дашутка! Где ты там?

Даша подбежала к окну.

‒ А-а, ребята! Заходите, Андрей у нас.

‒ Кто? Да ну?! Приехал? ‒ раздались радостные возгласы, и через минуту за столом уже сидели Володя Гринин и Лена Тунейкина. Савушкин выпил ещё рюмочку за компанию и вышел во двор, чтобы не мешать молодым. Ребята почувствовали себя свободнее.

Все они учились в одном классе, дружили. Правда, здесь надо оговориться. Геннадий Прохоров с детства был молчаливым. Сидел на последней парте, откинувшись на спинку и, не мигая, глядел на учителя. Был он не по возрасту малоподвижным, угрюмым, за что и получил прозвище ‒Туча. В седьмом он потянулся к этой четвёрке ‒ из десяти сказанных за день слов восемь говорил с ними. И класс решил: Туча нашёл, наконец, себе друзей.

После выпускного они собрались у Даши ‒ возбуждённые, радостные. Казалось, так надоела школа, а теперь вроде бы и жаль расставаться с нею. Говорили о том, как быть дальше. Геннадий ухмыльнулся и сказал, что остаётся в деревне: чтобы копаться в навозе, хватит и тех знаний, какие у него есть. На него зашикали: не копаться надо, а работать, дурень! Посмеялись. И посерьёзнели. Володя Гринин решил податься в механизаторы. Даша с Леной переглянулись и сказали, что пойдут на ферму матерям на замену. Так уж повелось в деревне ‒ подросшие дочери заменяют матерей. Только Андрей молчал. Но и так все знали: мечта у него одна ‒ Ленинградская лесотехническая академия. И никого это не удивляло. Метелины ‒ потомственные лесники.

С того дня прошло четыре года. Прохоров и Гринин уже отслужили в армии, а Андрей ‒ на последнем курсе. Связь друг с другом не теряли. Но вместе, как вот сейчас, собрались впервые.

Выпили за дружбу, за встречу. А потом Лена, стрельнув в Андрея игривым взглядом, спросила, как бы предложив:

‒ А какой тост хочет произнести наш академик? А-а?

Андрей вскинул голову, улыбнулся, прищурил глаза:

‒Тост? Можно... ‒ Он встал. ‒ Ну что ‒ за самих себя мы уже выпили, и это правильно. Нам вместе тут жить и работать. А сейчас я бы хотел поднять этот бокал за нашего главного кормильца ‒ лес и, в частности, за его лучшее произведение ‒ сосну. Вспомните, сосна ‒ самое древнее дерево на земле. Между могучими борами на пустых местах появились липы, берёзы, клёны, дубы... Сосна создала условия жизни другим. И несмотря на такую заслугу, она удивительно скромна. Нет у неё броских нарядов. Ничем она не выделяется среди своих собратьев. Но приходят испытания ‒ холода, метели, все деревья оголяются, только сосна не меняет цвета: зелена, как прежде. Даже ярче. И этим она нам говорит о многом. Итак, други мои, за сосну!..

Звякнули содвинутые бокалы, заискрилась рябиновая настойка. Володя Гринин, вытерев губы, со значением и нарочито серьёзно сказал:

‒ А я-то считал, что рябина горькая, а она... ‒ и хитро подмигнул.

Все засмеялись.

‒ Да, Андрейка, ты здорово сказал, ‒ восхитилась Лена. ‒ Прямо поэтически. Молодец! Сразу видно городской, не то, что мы, деревенские тюхи-матюхи.

‒ Так ты, Андрей, насовсем приехал? ‒ спросил Прохоров.

‒ Насовсем. В свою компанию принимаете?

‒ Принимаем, принимаем, ‒ загалдели все разом.

‒ Лесов у нас здесь - что в ином государстве, ‒ вставил Прохоров. ‒ И нам хватит, и другим останется.

‒ Ну, размах у тебя, погляжу, ‒ улыбнулся Андрей.

‒ А как же! От века не отстаем. Нынче всё масштабно.

Даша блеснула весёлыми глазами, скомандовала:

‒ Ладно, ребята, хватит про лес. Давайте лучше танцевать. Володя, играй!

Ближе к вечеру ушёл Геннадий, за ним вскоре и Володя с Леной. А когда почти стемнело, Андрей и Даша вышли за околицу и пошли вдоль речки, берега которой густо заросли ивой и ольхой. Остановились у пруда под развесистой ветлой, наклоненной так, что её ветви в бахроме сережек касались воды.

От пруда веяло холодком. И Даша поежилась. Андрей накинул ей на плечи свой пиджак, приобнял.

‒ Ну, как жила тут без меня?

‒ Сначала скажи, как ты? Почему долго не писал?

‒ Экзамены досрочно сдавал. Такая запарка! И потом... в мыслях я уже был с тобой.

‒ Со мной ли? ‒ Даша обиженно отвернулась.

‒ Ладно тебе, ‒ Андрей привлёк её к себе. ‒ Встретились ‒ и сразу... под холодный душ.

‒ А ты как думал? ‒ Дашины глаза блеснули в темноте. ‒ Целых две недели не писал. Надо мною уж девчонки начали подсмеиваться. Мол, завёл, наверно, другую, городскую. Им-то шуточки!..

Андрей улыбнулся и поцеловал Дашу в мягкие податливые губы.

В конце улицы играла гармонь, под её весёлые переборы девичий голос выводил частушку.

‒ Ленка это, ‒ с тайной завистью сказала Даша.

‒ Душевно поёт.

Как же не хватало Андрею всего этого в Ленинграде! Он полюбил город на Неве, парки лесотехнической академии, где учился. Но всё время тосковал по этому пруду, по тихой речке Ветлуге. Непрестанно тянуло его в родные леса. Вспоминалось, как ему, маленькому, отец приносил в берестяном кузовке ягоды и говорил, что это подарок от леса. Тогда лес Андрейке казался добрым волшебником, очень похожим на старого бородатого соседа. Подросши, он бегал к лесу сам, но заходить в дубраву боялся. Покрутится с краю, послушает, как шумят деревья, и возвращается домой. Зато с мальчишками бродил, не зная усталости. Все выбьются из сил, еле тащатся, а ему ‒ хоть бы что. Ещё уговаривает пройти за березняк ‒ что там, дальше-то?..

Из тёмной мглистой вышины доносились свистящие звуки. Это в свои края, к своим гнездовьям возвращались кулики, и в груди Андрея жарким огнём разлилась радость.

 

***

 

Вернувшийся из лесу Кузьма Силантьич Метелин сидел на крыльце и спрашивал жену:

‒ Говоришь, и вещички все привёз?

‒ Все до нитки.

‒И книги? И книги.

‒ Да-а.... Не иначе, как выгнали из академии.

‒ С виду весёлый. Обмолвился: мол, отец появится, тогда я вам обоим всё и скажу. Привёз, говорит, сюрприз вам из городу.

‒ Ветер ещё в голове гуляет, ‒ задумчиво проговорил Кузьма Силантьич.

‒ А ты, отец, полегче. Сын же он. Куда ему, как не к отцу с матерью? А, может, Дашка что надумала? Девка-то на выданье. Заждалась.

‒ М-да... ‒ Кузьма Силантьич аккуратно притоптал окурок, вздохнул. Неужто и вправду из-за девки учёбу бросил? И что у них за любовь такая? Летом, на каникулах, бывало, целыми ночами пропадал, а днём заваливался спать <…>